Следующая неделя в театре напоминала дурной сон. Явь смешивалась с реальностью, грани непознанного рвали привычное миропонимание. Мы дружно сходили с ума.
То, что на свете существует много тайн и загадок, я знал с раннего детства. Ощущение Бога жило в моей душе всегда, сколько себя помню.
Сталкиваться с невероятным тоже приходилось.
Но никогда ещё запредельное не наваливалось со всех сторон разом и не взрывало мозг с такой интенсивностью!
Театр напоминал разворошённый муравейник. Все метались, искали помощи друг у друга, срывали репетиции, уходили в запой…
В общем, реагировали нормально, по-человечески, на нечеловеческую, в общем-то, ситуацию…
Не только пятеро актёров видели странные, пугающие явления. Призраки, духи и привидения свободно разгуливали по театру, сея панику и хаос. И белая змея, словно касание непостижимого, отмечала с безжалостной регулярностью следующую жертву внезапного открытия экстрасенсорных способностей…
Но почему-то из всего коллектива один я заслужил сомнительную честь лицезреть саму Смерть.
После памятной встречи с Небытием в общественном туалете я прикасался к нему каждый день. В буквальном смысле.
Неважно, где я находился. Играл на сцене или руководил постановочным процессом, вёл переговоры как продюсер или сочинял музыку, Смерть возникала ниоткуда и прикасалась ко мне.
Эти касания имели особый смысл. В ситуации нашего первого касания Смерть возникла прямо передо мной, когда я был один и вылавливал из пространства ускользающую мелодию. От неожиданности я соскочил со стула, уронив его, но Смерть оказалась проворнее.
Пройдя сквозь стул, будто его не существовало вовсе, она протянула ко мне руку в чёрной перчатке и ткнула пальцем на пару сантиметров ниже моего пупка.
В оцепенение я больше не впадал. Первый контакт создал поле энергетического взаимодействия между нами. Поэтому я реагировал соответственно своей природе.
Инстинктивно согнувшись пополам, я приготовился принять удар. Всё-таки мало приятного в резком тычке пальцем в живот. Но удара не последовало.
Лишь прохладный ветерок целенаправленным потоком прошёл сквозь слои одежды и растворился под пупком.
Мгновенно вслед за этим под пупком явственно обозначился красный шарик и полыхнул необжигающим огнём…
Время второго нашего взаимодействия со Смертью застало меня репетирующим на сцене. Сложная, драматическая роль мистического триллера… Я играл таинственного персонажа, возникшего посреди переполненного концертного зала, в котором во время выступления популярной рок-группы обозлённый на весь мир террорист готовился совершить массовое убийство.
Андрей, хореограф, пристально наблюдал за моими движениями. Издёрганный его нескончаемыми придирками, я чувствовал напряжение в душе и в каждой мышце тела. Ну не танцор я, а актёр! Но фанатично преданный искусству танца постановщик не щадил на сцене никого.
Ильяс в образе шахида таращил налитые кровью глаза, не сводя взгляда с моего указательного пальца, нацеленного ему прямо в лоб.
– Какой самый сильный страх готов ты мне отдать за твоё заветное желание: увидеть Всевышнего воочию и высказать все претензии Ему лично, то бишь мне в лицо? – с иронической усмешкой выдал я требуемый текст и замер.
Перед Ильясом, заслоняя его спиной, стояла Смерть. Отведя в сторону мою вытянутую руку, она сделала шаг вперёд. Диафрагму обдало знакомым прохладным ветерком. Зелёный вихрь закрутился в бешено вращающийся шарик, вдруг раскрывшийся многолистным цветком…
– Хорошо! – одобрив нечто, ведомое только ей, Смерть коротко кивнула и пропала.
Полчаса я отчего-то не мог вернуть руке прежнюю подвижность. Хоть коллегу повеселил видом окаменевшей конечности. Разумеется, всё произошедшее между мной и Смертью оказалось сокрытым от восприятия окружающих людей. Я никого опрашивал, понял всё сам – по злорадному веселью в их глазах.
Люди не любят, чтобы плохо было только им.
И злорадство иногда придаёт сил и помогает пережить стресс. Тем более что внезапно парализовался рукой указующий сам руководитель театра. Накомандовался, вот и настигла его заслуженная кара!
А в стрессе действительно пребывали все.
Андрея преследовал удивительно упрямый призрак мужчины из иного мира.
А Ильяс просто видел всех поселившихся в театре нелюдей и никак не мог привыкнуть к собственному страху.
Слишком впечатлительный даже для актёрской профессии, бедняга начал заикаться.
Третий визит Смерть обставила с шиком.
Истёртый диван в уютном тупичке манил долгожданным отдыхом. Набегавшись за день, я рухнул на некогда велюровую мебельную плоть, ещё до соприкосновения с ней провалившись в исцеляющую тьму крепкого сна.
Но, едва приняв измученное сознание, мрак забвения взорвался ослепительно белым светом. Взрыв был настолько силён, что я вылетел из мягких неживых объятий и пребольно приложился о недружелюбно жёсткий паркет.
Одновременно матерясь и протирая оглушённые световой вспышкой глаза, я автоматически принял привычное бодрствующему человеку вертикальное положение.
Вот только относительно того, сплю или бодрствую, я был совсем не уверен…
Тупичок с диваном, паркетный пол, здание театра, вообще весь знакомый мне мир исчезли. Растворились. Пропали, стёртые одним взмахом руки неведомого художника, вдруг решившего уничтожить неудачное творение…
Не было ничего. Ослепительный белый свет заливал всё пространство, очевидно и непреклонно являясь им. Белый свет и десятки, сотни, тысячи Смертей, непроницаемо чёрными фигурами выступающих из него со всех сторон…
Вылепленные из сердца мрака, Смерти шли, неуклонно шли к намеченной цели.
Ко мне.
И, приблизившись вплотную, все они, одна Смерть за другой, неизбежно касались меня.
Страха не было, оцепенения тоже. Но желание, жажда каждого прикосновения переполняли душу.
И душа росла, увеличивалась в объёме при новом и новом взаимодействии со Смертью…
С созидающей Смертью…
Со Смертью, отчего-то дарующей жизнь!
Все чёрные фигуры касались меня в точке посередине груди. Розовый смерч в ней раскручивался, набирал скорость, яркость, стремительно переходя от созерцательной пастельной нежности в творящую страсть фуксии…
И на пике своей интенсивности смерч в груди вышел за данные ему пределы. Розовое сияние заполнило все уровни моего бытия, физическое и тонкие тела, душу, выплеснулось за границы личного существования и изменило, переиначило его…
Моё сознание слилось с розовым светом, стало им…
Розовое сияние разлилось, окутало известный мне мир, проникло в его глубины и предтечи, но вышло и за его пределы…
